Эдуард Анатольевич Хруцкий Пролог 1943 г. Варшава. Новый Свят. дом 5 — Продолжайте, продолжайте. Сидите. Полковник Смысловский махнул рукой: мол, что вы, полноте, мы же не на строевом смотре. — Я слушаю с большим интересом, Рискевич. Кстати, я так и не собрался вас спросить: почему вы были капитаном Королевской югославской армии? — Вы позволите курить, господин полковник? — Конечно. Начальник Белорусского отдела «ЗондерштабаР» капитан Рискевич достал пачку сигарет, на которой теснились башни минаретов, щелкнул зажигалкой. — Турецкие, — полковник взял пачку, раскрыл, понюхал. — Чудный табак. Какой запах! — Прошу, господин полковник. — Нет, воздержусь. Стараюсь курить как можно меньше. Поэтому не достаю хорошего табака. Курю немецкие. Так что с югославской армией? — Мне было пять лет, когда мы попали в Югославию. — Ваш отец служил у Врангеля? — Да. Знаете, дети эмигрантов любят таинственно говорить, что их отцы камергеры и тайные советники. Мой отец был штабскапитаном. Но тем не менее он был специалист, личный механик генерала Ткачева. Лучшего летчика России. Ткачев перешел на службу к югославам и взял моего отца. Я окончил кадетский корпус, потом училище. — Потом вас завербовали мы? — Да. Когда началась война, я начал работать в абвере. — Ну что ж. Мы уклонились от главной темы. Но меня всегда интересовали такие люди, как вы. Странное время, странные человеческие судьбы. Полковник Смысловский покривил душой. Он знал все о капитане Рискевиче. Как, впрочем, и о других сотрудниках всех четырех отделов, входящих в структуру «ЗондерштабаР», или иначе Особого штаба Россия, который он возглавлял с сорок первого года. Начальник второго отдела контрразведки по личному составу оберлейтенант Бондаревский не зря ел свой хлеб. И капитан Рискевич прекрасно знал это. Но начальство предложило ему сегодня такую форму отношений, и он принял ее. |